За спиной говорят: «Не то чтобы ортодоксальные православные, но православие как русская религия, а так челобитные с утра до вечера не бьём», человек в казачьих штанах затворяет шлагбаум, и вот он, Преображенский рынок. На стоянке для инвалидов покоится большой чёрный «ниссан», напротив него шевелится длинная очередь за невидимым товаром. Стена одного из торговых павильонов целиком завешана коврами, они окружают вывеску «Всё к чаю», на ковры внимательно смотрят несколько людей, они видят оленей, волков, узоры.
Пожилые женщины изучают большой ассортимент сумок-тележек
Женщина — по виду из продавцов — покупает себе в хлебном ларьке на обед пол буханки дарницкого хлеба, просит зазубренный нож и режет хлеб на четыре толстых ломтя, потом идёт к ларьку с табаком и напитками и приобретает бутылку апельсинового лимонада. «Почем треска?» — слышен громкий вопрос. «Двести семьдесят!» — слышен громкий ответ. Между торговыми рядами ходят различные слои населения, выбирая израильские и индийские гранаты, липецкие и орловские яблоки, тамбовскую и нижегородскую картошку, азовскую кефаль и неизвестно откуда взявшихся морских окуней; тут на развес насыпают замороженную фасоль и цветную капусту, там торгуют эвкалиптовыми вениками и орехами, вот штаны, унитазы, халаты и шпильки для волос, вот сало, раки, пряники, мандарины, сделанные из воды помидоры, вот муромская калина: лечит сердце, написано, предотвращает онкологию. Тщательно ощупывает пожилая женщина шерстяные носки, и не может решиться, продавец же топчется от холода: «Мы сами недолговечные, живём по семьдесят лет и всё, а тут — тряпки». И люди выходят, выливаются из ворот и втекают на дорожку, вдоль которой толкучка, барахолка, где кофты лежат на льду и помятая обувь, шарфы и отжившие книги, видеокассеты с непознаваемого содержания и блузки непознаваемого размера. Где женщина преклонного возраста выкладывает на мятую цветную телепрограмму тарелку и аккуратно ставит рядом вверх дном чайную чашку, где слева говорят: «Галя, ну ты выбираешь?», а справа продающая женщина переубеждает покупающего мужчину и отбирает у него широкие голубые джинсы: «Вам это не нужно, положите, вам это не нужно, это, это, это — молодёжные». И люди идут, и полицейские стоят чуть в стороне, и пенсионерки смотрят на них через плечо, готовые, если полицейские двинутся, закрыть сумки со своими товарами и стоять как ни в чём не бывало, и всё, и всё, а тут тряпки, тряпки.