Гая Ричи — ну, как Кадкина из старого советского кино — всякий знает. Сами помните, какой шум наделали «Карты, деньги, два ствола» в 1998-м — года два он длился, породил кучу сиквелов, как официальных, так и не очень. В чем тут дело? В том, наверное, что в этой невероятно стильной трагикомедии о лондонском криминальном дне Ричи не пытался морализировать, как и демонизировать, своих героев. Мрачные, неприятные типы, готовые, чуть чего, пустить в дело бейсбольные биты — ну так они просто какие есть, as is. И в этом-то отсутствии морализаторства, в безоценочном отношении — ну, и еще в динамичном, неожиданном монтаже, как говорилось тогда, «клиповом» — кроется секрет невероятной притягательности этого кино. Куда интересней следить за захватывающими приключениями недотеп-героев, пытающихся выпутаться из сети, в которую сами себя загнали, чем думать о том, когда и какая кара настигнет так называемых «плохих парней»! А ведь, если вдуматься, плохие парни таки оказались наказаны. Независимо от наших с вами — ну и режиссерских — оценок. Кстати, помимо всех прочих, еще один огромный плюс Гаю Ричи за то, что открыл как актера Винни Джонса.
Помню, вовсю муссировался миф о том, что сам Ричи плоть от плоти того самого дна — но он, как и следовало ожидать, оказался враньем чистой воды
Папа — директор рекламной фирмы, отчим — натуральный сэр с помкестьем XVII века… Бога ради, перестаньте нести чушь о том, что талант должен быть нищ и голоден! Талант должен быть — и расти ему лучше в благоприятной атмосфере, чем наоборот, что пример Ричи отлично иллюстрирует.
Впрочем, я куда больше люблю «Большой куш» — или, как перевел товарищ Гоблин, «Спиздили» (единственный его перевод, кстати, который до сих пор можно воспринимать всерьез). В нем Ричи, используя все ту же закваску, неожиданно поднимается до невероятно трагических высот: нагромождление подас абсурдных, подчас потешных криминальных замесов неожиданно остается вне кадра, когда цыган Микки (мы помним, что это — Брэд Питт, с легкой руки Ричи фактически обретший новое измерение карьеры, кстати!) исполняет свой отчаянный танец на пепелище, еще не остывшем от огня, унесшего его мать, и остальное бледнеет перед этим танцем.
Тарантино, говорите? Гонконг? Фига с два. Это кино было порождением современной Англии, более того — современной Европы, с ее нелегальными иммигрантами, подпольными боями, теневой экономикой и прочими актуальными штучками, никакого патриархального образа. Впрочем, в обоих «Холмсах» Ричи пошел еще дальше — он, мастер бразильского джиу-джитсу и дзю-до, словно провел несколько молниеносных и точных ударов по зрителю, дав тому понять: все, что существует сейчас, имело место и в прошлом, и за внешним стимпанком, к которому по первости пытались причислить эти две квазиэкранизации, стоит все тот же поэт низовой, читай — настоящей, реальной жизни, и Холмс с Ватсоном просто под руку попались. Удачно, правда, попались…
Всем известно, кстати, что Ричи — отец уже троих детей (двое от Мадонны) и вроде как вскорости станет отцом четвертого. Нам этот факт интересен лишь потому, что в одном из относительно недавних интервью наш герой обмолвился, что, дескать, хотел бы снять детское кино.
Вот вы как хотите, а я дорого бы дал, чтобы это кино увидеть.