Проводник в красивой, но не по размеру шинели, переминался с ноги на ногу, как лошадь. Тихо предложил вместо плацкарта купе. Нужды не было. Моя полка с краю. Пиво и чипсы готовились стать ужином. Плацкарт. Человек на виду. Нараспашку. За незакрытыми дверями (их попросту нет) за тобой следят десятки глаз.
Вагон необычайно красивый. Вместо мрачного коричневого дерматина — синяя ткань. Яркий голубой свет ламп. Чисто и тепло. На моем месте сидела женщина лет 40. Рядом — ее дочери. На часах около 9 вечера. Спать рано. В разговоры вступать тоже. Спрятал пакет с провиантом. Глядел в замерзшее окно.
Чинно выдержав полчаса, выдохнув, начинают переодеваться. В свете ламп появляются — дешевое трико, изношенные кофты, купленные лет 10 назад по ошибке, некрасивые пластиковые тапочки, линялая майка. Как будто, все ненужное, что есть в квартире, взяли с собой. Стараются вырядится похуже. Странно. Это же выход в свет. И в таком неприглядном виде. Зачем?
Переодеваются мгновенно. Еще полчаса вагон был нарядным. Отвлекся, покурил в холодном тамбуре, вернулся — все в новом. Плохом. Особо ловкие умудряются стягивать штаны под простыней, не вставая. За контурами ткани видны ловкие движения рук. Раз — и из-под белья появляются снятые штаны.
Еще несколько минут и вагон погружается в сон.
Только видно как в проходе беспокойно шевелятся пальцы ног
Даже проводник скинул форменное обмундирование и переоделся в спортивное. И превратился в рядового инструктора по самбо в районной школе. Крепкие руки явно не вмещались в узкую майку.
Я давно не видел в поезде традиционного провианта: расплюснутой курицы, отварного яйца, мятого малосольного огурца и картошки, слегка посыпанной укропом. Чай пьют. Водку. Не смотря на запрет. вспоминаю как в поезде Ижевск-Нижний Новгород башкирские дамы перелили ее в пластиковую бутылку из-под спрайта. Не придерешься.
Я пил пиво. Лысый сосед смотрел несколько минут и достал бутылку водки.
— Махнешь?
— Спасибо, я на пиве.
— Как знаешь.
Женщина-соседка начала рассказывать, что едет на дачу подальше от мужчин. Я многозначительно, типа, вас понимаю, глотнул пива. Лысый потянулся к нам.
— Я между прочим сварщик.
— Много наварил? — спросила дама.
— Конкретно, еду в деревню. Там красота. Самогона попью.
— Я тоже к природе, — ответила дама.
— Ебать копать. Все спят — старался поддержать разговор.
— Прошу не матерится.
— Да нихуя больше не буду. Конкретно.
Он полез в сумку. На столе появились изумрудные огурцы, мрачный полукруг колбасы, ломоть черного хлеба.
— Прошу закусывать.
Я выпил остатки пива.
— Момент, — сказал незнакомец и исчез.
Через три минуты он появился с тремя бутылками пива. Сегодня не поспать.
— Ты конкретно пиво пьешь, или со мной? — и помахал пузырем с водкой.
— Пиво.
— Захочешь — скажи.
— Благодарю.
Сварщик извлек из кармана складной нож. Проворно нарезал закуску. Через минуту в ритм колес на столе качались шкурки колбасы.
— Это не фуфло, что вы там едите. Это натюрель.
— Верю.
— Веришь — ешь.
Его слова, как приказы. Я сделал нехитрый бутерброд. Вкусно. В час ночи особенно. Отказываться глупо. сварщик налегал на водку. Пил и ею закусывал. Бутылка приближалась к финалу. Разговор становился все громче. Сварщик разговаривал сам с собой. Задавал тему и сам решительно отвечал. Надоедлив, как болтун-заика. Осудил Матвиенко, приезжих, снег, поезд, дошел до водки. Московская ему не нравится — сладкая.
— А что Левиз правда хорош? — зачем-то спросил я.
— Я тебе как алкаш говорю, конкретно — фуфло. Точнее, раз на раз не приходится. Тут пили с ребятами три, всем было хорошо. А бывает поллитра натянешь и плохо. Я же алкаш. опыт.
— Не алкаш ты, а балабол, — проворчала старуха из соседнего отделения. Ее саму видно не было. Только коричневые колготы торчали в проходе, — Спали бы, все пьете неугомонные.
— Все, мать, завязываем. Объявляется сухой закон. — И залпом допил водку.
В вагоне вздохнули с облегчением. Это чувствовалось
Последний глоток его прикончил. Он лег. Но по всему видно, что его начали мучать вертолеты. Встал, мотнул головой. Разлетелись. Выпил воды. Лег. Начал мотаться по подушке. Встал. Выпил воды. Не помогло. Сел грустный. Отодвинул шторку. Там ничего. Не помогло. Пошел в туалет. Вернулся. Лег. Кажется уснул. Женщина засобиралась. Бологое. Ей выходить. Шепнула мне: «Одним меньше». Я улыбнулся и попытался уснуть. Скоро Москва.