Смерть режиссера Германа, вообще говоря, не то чтобы неожиданна. Да и немолод был режиссер, снискавший по большей части отрицательную славу истерика, матерщинника, гиперперфекциониста, поставивший в тупик каннское жюри во главе со Скорсезе, создавший незабываемый образ Хорошего Советского Милиционера, сметенного поступью истории, экранизировавший Симонова и собственного отца, навсегда оставшийся в истории кино для профанов автором эпизода про изнасилование черенком лопаты. Этого немало, пожалуй.
Но.
В 2008-м мой коллега был на просмотре “Истории Арканарской резни” для прессы. Незаконченный фильм с рабочей версией звука произвел на коллегу такое впечатление, что тот молчал до конца рабочего дня. Судя по всему, Герман сделал из коммунистического боевика братьев Стругацких, отягощенного морально-нравственной дихотомией, эпическое черно-белое полотно брейгелевско-босховского размаха. С плохим концом. Да не просто с плохим – с отчаянным. От слова отчаяние. Потому что живя в России, будучи Германом и снимая именно это кино, невозможно не прийти в отчаяние – и показать его.
Он говорил: “От меня зависит – сделать картину хорошую. И, так сказать, полезную населению”. Говорил: “Там, где искусство кончается, уже можно делить: чернуха или нечернуха, искусству совершенно все равно”. Говорил: “Прежде всего надо вернуть людям чувство собственного достоинства”.
Населению Герман не нужен. Достоинство населению не нужно. Искусство тоже не нужно
Но он делал – до последнего дня, пока мог, — то, что должен был делать. Почему так долго – да потому что только он мог сделать именно так, как хотел. Никому не мог доверить. Правильно это или нет – это был его путь.
Часто сравнивали Германа с Норштейном, а “Резню” — с “Шинелью”. Мне кажется, есть большая разница. Норштейн, кажется, уже и не рассчитывает на то, что “Шинель” оформится и станет чем-то законченным. А Герман знал, во что превратится экранизация Стругацких.
Он говорил еще: “Я на самом деле снимаю быстро”.
Просто он не успел.