Про композитора Фельцмана все, в общем, понятно. Родился в Одессе в семье хирурга-ортопеда, сын – известный американский пианист, сам в 20 лет ответсек Союза Композиторов, пострадал от газеты “Правда” за оперетту “Синий платочек”, первую песню исполнил Утесов, автор “Ландышей”, вывел в люди Ирину Аллегрову, написал три оперетты, больше всех из исполнителей ценил Эдиту Пьеху. Надо сказать, довольно-таки обычная советская биография удачливого композитора. Талантливого, замечу, композитора: мелодистом Фельцман был прекрасным.
Но вот что я вам скажу: не смог найти ни одной неприятной истории о нем. Ни одной! Зато приятных – много. Никогда не открещивался он от своего еврейства; сочинял на стихи еврейских – да и просто приличных – поэтов (Хаим Бялик, Инна Лиснянская, Марина Цветаева, например); был хорошим другом и душевным человеком. Да – советским до мозга костей, да – наверное, в меру циничным и осторожным. Но, похоже, честным.
…Пять лет назад занесла меня нелегкая в редакцию ежедневной газеты. Ежедневка – это, я вам скажу, для людей испорченных еженедельниками и ежемесячниками – сущий ад, и выбирать не приходится: надо за здравие – фигачишь, за упокой – тоже.
И тут возьми да и помри один из самых интересных мужчин позднего совка, бонвиван, поэт и ценитель изящного Наум Олев, человек довольно скрытный и во многом загадочный. Писать, значит, некролог – и напутственные слова от друга покойного нужны. Циничное наше ремесло, что говорить. И звоню я, значит, Фельцману, который едва ли не больше всех песен написал на слова Олева (к слову, поэта мастерского, опять-таки непростого, до сих пор, наверное, не раскушенного до конца).
Сука я, корю себя сейчас, не подумал, что Оскару Борисовичу сильно за 80, что ему волноваться нельзя. Он, бедный, засуетился, расстроился, как же так, говорит, Наумушка, как же это он, что же это такое, Господи… а где ж похоронят его? Когда прощание? В общем, вынул я из него пару слов, а он в обмен на это взял с меня клятву перезвонить, когда с прощанием будет ясно. Но когда я позвонил ему назавтра, он уже все знал и без меня. И снова: как же так, Наумчик, совсем молодой… (разница в возрасте их составляла 18 лет). Видно было, как ему дорог был младший коллега.
Я что вам хочу сказать? Оскар Фельцман прожил долгую и непростую жизнь, умудрившись вроде бы никак в ней не замараться. Это, конечно, большая заслуга. Но куда большая – верность дружбе. Вот чтоб о нас обо всех так потом сказали: умел дружить, был верным другом.
А не говном каким-то.