Великие женщины

Множить сущности без необходимости я не буду. Любовь выдумали женщины, Бог умер, Ницше тоже, ходить в сторону Германтов или в сторону Мезеглиза — главный вопрос, главный ответ – 42. Какая она, женщина, вдохновляющая поэта? На этот вопрос цифрой не ответишь. Разве что восьмёрка подойдёт, по округлости форм и силуэту.

Женщина поэта — сука. Женщина поэта уже умерла. Потому что не существует женщины достойной среди ближних

У поэта всё трагично. «Жабо на отлёте и первый поцелуй» — это вам к Тургеневу. А я сегодня намерен поговорить о сильных и прекрасных женщинах, которые меня вдохновляют и от которых я трагически, увы, далёк. Я пялюсь в облупившийся потолок и записываю себя на диктофон. Мой голос трескающийся, как штукатурка, режет задымлённое пространство комнаты, как лезвие Оккама – эзотерический бред. Я жалок. Женщины, которые меня вдохновляют, не подали бы мне и стакана воды. Если б я пришёл хоть к одной из них с кружкой для подаяний, с бритой головой, покрытой пеплом, ни одна из них не осчастливила бы мою жалкую жизнь звоном медяков. Все мои женщины — великие женщины. Неспособные жалеть, как ламии и эмпусы, как самые совершенные создания. Пожалуй, только бабушка бы сжалилась надо мной.

Надежда Александровна Дрямова

Бабушка никогда не меняла фамилии. Она, конечно, соблаговолила отдать свою руку и сердце моему деду, но сделала это так, будто подала на чай в ресторане. Она всегда, впрочем, сорила деньгами с какой-то презрительной лёгкостью. Она была сногсшибательная женщина. Могла потратить немаленькую зарплату деда в один час, купив себе сразу три шубы. Одну из зайца, другую из лисы и третью не пойми из кого, просто потому, что в компанию к уже имеющимся зверям нужен был этот, не пойми кто. То ли козёл горный, то ли лама из Мачу Пикчу. Она была женщиной высшей масти. Все оборачивались, когда Надежда Александровна шла по улице. Она была восхитительна. С маникюром красным, в жемчужной нитке, с корзиной, а там райские кущи: груши, цветы и томик Пастернака. Я восхищался ей. Её шкаф был для меня любимой виртуальной игрой. Компьютеров в моём детстве не было. В шкафу были платья, туфли и пахло, как в Гефсиманском саду за час до рассвета. Туда я уходил и сидел подолгу, истории окружали меня,

Простор вселенной был необитаем,

И только сад был местом для житья.

В шкафу Надежды Александровны со мной как в компьютерной игре происходили различные метаморфозы. Я был то Иисусом, то Демиургом, то Казановой. Я был Моисеем, а жена у меня была эфиопка.

Сепфора

Сепфора была девушкой сильной. Жена пророка — это ответственность большая, всем понятно. Это вам не пол мести в хижине с Гогеном. Сепфоре с Господом приходилось общаться по-свойски. Она вышла замуж за Моисея, когда тот сбежал от фараона в земли мадианитянские. В те времена евреи еще были рабами в Египте. Мадианитянский царь, выдал свою седьмую и самую прекрасную дочь Сепфору за Моисея. Когда Господь призвал Моисея обратно в Египет, Сепфора пошла за ним. Сильные женщины часто выбирают нелёгкий путь. По дороге в Египет Богу приспичило убить Моисея. В Библии говорят, что это потому, что Моисей посмел не обрезать одного из двух своих сыновей.

Но Сепфора бросила вызов Богу и спасла мужа

Она взяла каменный нож и сделала сыну обрезание, бросила крайнюю плоть своего сына своего к ногам Господа со словами: «Ты жених крови у меня». А когда Господь отступил, эта стерва, эта бесстрашная женщина, добавила: «Жених крови — по обрезанию». В детстве я представлял, как горели глаза у этой чернокожей красотки и волосы африканские вздымались и грудь. Она была совсем не той Сепфорой, что на стенах Сикстинской капеллы, на фреске Боттичелли. Не скромницей, потупившей взгляд, но фурией роковой. У Боттичелли она похожа на Одетту

Де Кресси

Одетта де Кресси. Сван полюбил её, и я её полюбил. Все, кто любит бессмертное, приобщаются к бессмертию. Пруст списал её с Лианы де Пужи — одной из «трёх граций прекрасной эпохи», святой шлюхи и писательницы. Лучше, чем Пруст, я её не опишу, да и не надо. Это женщина — мечта. Женщина — любовь. Любовь земная. Ангелы небесные, как она прекрасна! Куртизанка и монахиня. Кто в неё не был влюблён, тот либо дурак, либо Пруста не читал. Лиана де Пужи умерла в Рождество, как хотела. Никто не знает, почему она так хотела. По мне так весьма нелепая смерть: умереть в Рождество. Но первенство в нелепости надо отдать другой роковой красотке из моего списка.

Нико

Перед тем, как она умерла, она успела переспать с самыми талантливыми мужиками своего времени. С Брайаном Джонсом, Лу Ридом и Джоном Кейлом, Джимом Моррисоном, Джексоном Брауном, Тимом Бакли и Игги Попом, Аленом Делоном и Филиппом Гаррелем. Перед своей нелепой смертью, она успела шагнуть в бессмертие. Эта женщина спала с великими и от этого была не менее великой. Конечно, она сама еще и пела и в кино снималась у Уорхола в «Девушках из Челси», и у Феллини в «Сладкой жизни». Она пела в The Velvet Underground, она подписала контракт с домом Chanel, но улетела в Нью-Йорк, бросив работу. Она часто всё и всех бросала: школу, работу, мужчин. Они её воспевали. Она сидела на героине 15 лет. А умерла, упав с велосипеда. Никто не спрашивал после её смерти: «Кто убил Нико?». Потому что уже через год всех интересовал вопрос: «Кто убил Лору Палмер?»

Лора Палмер

Мне было девятнадцать. Кто в девятнадцать не мечтает о шикарной блондинке, танцующей в комнате с карликом!? Решительно все. Я смотрел «Твин Пикс» в начале 90-х, еще Белый Дом не расстреливали, но на душе уже было приторно-противно, как во рту от портвейна «Три семёрки». Пелевинская романтика — немного спасала. Я не верил, что всё происходит с нами, и что всё происходит верно. И тут на помощь пришла она.

Любимица маленького американского умирающего городка. Королева красоты в полиэтилене

С мутным, как анисовка, разбавленная водой, взглядом серых глаз. Я увлёкся. Серьёзно, как может увлечься тинейджер, которого тошнит от мутной реальности. Изнанка бытия, зафиксированная Линчем в «Твин Пиксе» стала моим главным предметом исследований, наравне с анисовой водкой, которую тогда можно было достать с большим трудом. Поэтому чаще на моём столе был пресловутый портвейн «Три семёрки». А в кассетном магнитофоне стояла заветная, выстраданная, выпрошенная у таких же как я потерянных тинейджеров кассета с очередной серией «Твин Пикса». Агент Купер, Донна и привидение самой роковой блондинки 90-х в комнате с портьерами и карликом были для меня эдакой драматической подложкой рутины, альтернативным сценарием реальности. Я пропал там, как в детстве пропадал в бабушкином шкафу и даже пропустил момент краха «МММ». Помню только, как веселилась Надежда Александровна, когда мама с папой жаловались на потерю трёхсот тысяч рублей. Мои родители были плохими стратегами. Математика и здравый смысл вообще никогда не были в чести в нашей семье. Поэтому я с детства питал слабость к девушкам с математическим складом ума.

Гипатия

Гипатия мне нравилась с детства. Надежда Александровна рассказала мне историю про то, как её посчитали ведьмой и закидали камнями. Я тогда ещё подумал, что участь красивых и умных женщин часто бывает несчастной. А Гипатия по свидетельствам очевидцев была женщиной редкой красоты. Умна тоже была бесспорно. Загуглите сами, если сомневаетесь. «Гипатия — женщина-учёный греческого происхождения, философ, математик, астроном. Преподавала в Александрии; схоларх Александрийской школы неоплатонизма. Около 400 года Гипатия была приглашена читать лекции в Александрийскую школу, где заняла одну из ведущих кафедр — кафедру философии. Преподавала философию Платона и Аристотеля, также преподавала математику, занималась вычислением астрономических таблиц. Написала комментарии к сочинениям Аполлония Пергского и Диофанта Александрийского, которые до нас не дошли».

Вот если бы люди пили, не разбавляя, только напитки крепкие и сладкие, то были бы добрее и духом крепче

А что пили эти греки!? Вино своё кислое. Не амброзия , понятно, от неё не умнеют и не добреют. Поэтому греки были грустные и завистливые и женщин красивых ущемляли. И камнями закидывали. Не было на них управы. Эко тогда ещё не написал «Баудолино», и племя Гипатий не могло отомстить за свою прародительницу. Порешить бы всех, кто убил умницу и красавицу Гипатию, коей по красоте и уму нет равных даже у Олдоса Хаксли в «Конрапункте», запустить бы над ними ядерный бомбардировщик, управляемый Сабихой Гёкчен!

Сабиха Гёкчен

Я узнал про неё из газет. Тогда еще было время, когда за завтраком читали не бездушные планшеты, а советские газеты. Там, как сейчас помню, в газете «Правда» на последнем развороте рядом с кроссвордом, в котором дедовским почерком было вписано только одно слово «жид» вместо слова «мир», была заметка про героическую женщину-пилота Сабиху Гёкчен. После Лоры Палмер, она стала для меня главным предметом младых грёз.

В 23 года Сабиха стала первой в Турции женщиной-пилотом и первой в мире женщиной — военным пилотом-истребителем. Она была восьмой приёмной дочерью Ататюрка

Но меня, подростка, волновали совсем другие так сказать параметры её личности. Она была турчанка. В Советском союзе мы знали о турецких женщинах мало. Совсем ничего не знали, поэтому и думали, что все они ходят в шароварах, подают чай мужчинам, возлежащим на ярких подушках и, конечно, танцуют. Танец живота. В моих мечтах Сабиха Гёкчен приходила в шинели и в лётном шлеме. Скидывала всё решительно к моим ногам под упругий ритм нагары и заунывный плач зурны. Потом начинала извиваться как падла, а я читал ей из любимого: «Что ж! Играй крутыми боками!.. — играй, обольстительница! Играй, Клеопатра! Играй, пышнотелая блядь, истомившая сердце поэта! Все, что есть у меня, все, что, может быть, есть — все швыряю сегодня на белый алтарь Афродиты!». И конечно пил, не разбавляя.

Что ж, скажете вы, у поэта нет ни одной реальной женщины, какие-то «смешные любови» у поэта, — скажете вы и будете правы. Я восхищаюсь только теми, кто далёк от меня и неприступен. Все самые прекрасные женщины уже умерли. Пожалуй, кроме одной.

Кун Па

У моих друзей в Таиланде есть домохозяйка. Мы зовём её Кун Па, что значит в переводе с тайского Тётушка. Никто, кроме самой Кун Пы, кажется не знает её настоящего имени. Кун Па – маленькая косоглазая азиатская женщина, сильно за 47, очень некрасивая и совсем не пьющая. Жалкое зрелище. Все женщины её жалеют. Все мужчины смотрят на неё как на «блеклый лютик или дохлую птичку». Пока не попробуют её стряпни. Всё меняется вмиг. Как в райских кущах расцветают пальмы и кипарисы вокруг, птицы петь нежнее, солнце из-за туч выходит. Даже поэты замолкают надолго. И в преклонении выпивают неразбавленные напитки.

Слезы наворачиваются, как от небесного откровения, от чили и специй, а ты знай себе ешь, потому что остановиться не можешь

Ешь и рыдаешь, пьёшь и ещё сильнее рыдаешь. А потом сочиняешь Оду Нам Прику или Памфлет на Рождение Кханом Джин Кэн Кьяу Ван Кай. Вот такая она — женщина, вдохновляющая поэта. Невообразимая. Она заставляет поэта забыть о вопросах и ответах, о логике Оккама и о том, кто на самом деле умер – Ницше или Бог. И если вы скажете мне, презрительно или брезгливо, что это, мол, непоэтично, что путь к сердцу поэта уж точно лежит не через желудок. Я вам только могу ответить. Вы не пробовали.