ДЕВУШКА, КОТОРАЯ СНИМАЕТ

— Лиса, почему ты выбрала Лос-Анджелес, а не модный Нью-Йорк? Учитывая, что в Москве ты вела более нью-йоркский образ жизни. Я имею в виду вечеринки, пьянки, светскую жизнь.

— Получилось случайно, я собиралась в Нью-Йорк. Поступила в киноакадемию, потом передумала, пообщавшись с умными продюсерами из Лос-Анджелеса, которые сказали, что делать в Нью-Йорке нечего, если ты хочешь продюсировать, езжай лучше сразу в ЛА, рано или поздно ты все равно туда переедешь. Сейчас я понимаю, что это было невероятно правильное решение, ненавижу Нью-Йорк. Я там много раз бывала, попадала в разные ситуации, и поняла, что этот город хуже Москвы. Мне там неприятно находиться.

— Чем хуже?

— Очень нервно, грязно, много людей, дико шумно. Там, в общем-то, все, что у меня и так внутри. А когда это и внутри, и снаружи, то становится просто невыносимо. А Лос-Анджелес – меня стабилизирует в этом смысле. Потому что там кардинально противоположные атмосферы.

— Солнце?

— Ты ведешь обособленный образ жизни. Интровертам это гораздо проще, потому что ты либо в машине находишься, либо в квартире где-то на холме. И для людей таких, как я, которые пишут и им нужно много времени проводить в одиночестве, это идеально. В Москве или в Нью-Йорке меня все время разрывает. Везде всё очень близко – на одном пятачке пять заведений и все такие замечательные, интересные и со всеми хочется пообщаться. А времени посидеть, посмотреть в окно и написать текст не остается, да и не хочется. А в Лос-Анджелесе этого нет. Там ты никому не нужен, если ты сам никуда не выйдешь, тебя никто уговаривать не будет, ты сидишь и спокойно работаешь. Продуктивность стопроцентная.

— Как проходит твой обычный день в Лос-Анджелесе?

— Я встаю в шесть, проверяю почту, отвечаю сначала на все русские письма, коих набирается достаточно. Завтракаю где-нибудь за пределами квартиры. Возвращаюсь домой и пишу сценарии где-то часов до четырех-пяти, а потом занимаюсь собой.

— Последствием всякой деятельности есть какой-то результат. Что ты производишь?

— Я произвожу разнообразный видео контент. От клипов до полных метров. Сейчас стала заниматься консультированием и редактурой, как стори-продюсер. Я это обожаю вообще, для меня это идеальная работа. Мне дико нравится видеть, как из куска текста появляется визуальная история.

— То есть, ты как редактор кино.

— Да, но это лишь небольшая часть. Помимо этого я ищу деньги на фильмы, общаюсь с инвесторами, олигархами, пытаюсь их убедить, что в кино нужно вкладывать.

Недавно начала работать в компании в ЛА как Head of Development (директор по развитию). Ищем разнообразные кино/тв форматы за пределами штатов и продаем их студии Fox или Netflix, например. Плюс сейчас есть один проект в Силиконовой Долине.

— Рассказывай.

— К сожалению, пока не могу много рассказать, но в двух словах это проект на стыке IT и кино, который позволит зарабатывать деньги на то кино, которое нам хочется.

— Кино-кино-кино. Его много снимается. Ты еще веришь, что оно должно существовать? Я так понимаю, что ты же не занимаешься популярными блокбастерами, да?

— Не хотелось бы.

— Ты занимаешься более интеллектуальным, соответственно, более ненужным. Для чего это нужно – ненужное кино? Если кино не хочет посмотреть сто миллионов человек, для чего его снимать?

— В принципе, ни для чего. Но на мой взгляд, голливудская студийная система себя изжила. Вообще, в Голливуде есть две системы – студийная, это фильмы за 200 миллионов долларов, которые финансируются банками, которые делают большие студии, и независимое кино, которое спонсируется инвесторами.

И мне гораздо интереснее работать с независимым кино. Это может быть, например, «Выживший» — это тоже независимое кино, хотя оно и стоило почти 300 миллионов долларов. Но оно было проспонсировано абсолютно независимым австралийским инвестором. Мне важно иметь креативный контроль над проектом. А попробовав поработать в студийной системе, я поняла, что это просто фабрика. Там творчества в принципе нет, только деньги.

— Голливуд называют «фабрикой звезд», а фабрика все-таки подразумевает порядок и расчет, прежде всего, а не творчество.

— Безусловно. Я считаю, что кино, даже самое независимое и низкобюджетное должно приносить деньги, иначе это никому не нужно. Но бизнесом можно тоже по-разному заниматься. И я не считаю, что если ты работаешь с 9 до 22, то это очень продуктивно. Но у меня все в порядке с самодисциплиной и так, меня не нужно структурировать. Какой-то излишний контроль меня повергает в ступор. Кстати, сейчас в Голливуде будет большой кризис, студии сами себя сожрут.

— За счет чего?

— За счет того, что они делают из небольших звезд —гигантских, которые стоят все больше денег. Возьмем, например, Дженнифер Лоуренс. Когда она снималась в первых «Голодных играх», ее гонорар был 10 тысяч долларов. А во втором уже 10 миллионов. И они тем самым просто сами себя съедают. Начинается игра в змейку, и она скоро замкнется.

Плюс актеры все меньше хотят сниматься в студийном кино. Главный предводитель независимого движения, наверно, Джеймс Франко, который вообще снимается в любом дерьме просто, чтобы не сниматься для студий, потому что это творческий путь в никуда.

— То есть сейчас в Голливуде есть, условно говоря, какой-то сектор актеров, которые против глобальных корпораций выступают?

— Недовольных очень много. Натали Портман, Джон Кьюсак, Луи Си Кей, Джеймс Франко. Их становится все больше и больше, которые говорят – fuck you, студии, мы не будем больше в этом говне сниматься. Стоит посмотреть «Бэтмен против Супермена» — да, гигантские деньги, но какой был Бен Аффлек грустный. Потому что он понимает, в какое говно вписался, хотя он гениальный продюсер и режиссер. И то, что он делает, это круто. А то, в чем ему приходится сниматься за огромные деньги – для людей такого уровня это жизненная трагедия. Им очень тяжело с этим жить. Об этом, собственно, «Бердмэн».

— Они объединяются в какие-то группировки? Как это происходит?

— Они в коллаборации, скорее, объединяются. Вот, например, Луи Си Кей объединился со Стивом Бушеми, у них сериал независимый, который они выпускают на собственном сайте, за пять баксов скачиваешь серию. Джеймс Франко и Сет Роген три фильма уже сделали очень успешных.

Кевин Спейси – у него контора, которая делает независимые фильмы, а теперь и сериалы, House of Cards, например. У Брэда Питта есть свой продакшн. Благодаря их репутации, у них есть инвесторы, которые дают деньги.

На собственных проектах они и актеры, и продюсеры, и сценаристы. У них полный креативный и финансовый контроль. Со студиями так почти не бывает.

— Слушай, что ты знаешь о таком поветрии, о фильмах, которые снимаются якобы специально для Китая?

— Это самая больная тема в Голливуде, все хотят китайских бабок, потому что их очень много. Но там есть несколько проблем. Все то кино, которое делают в Голливуде, китайцы до конца не понимают, разный менталитет. Главная цель сейчас — сделать такое кино, которое будут смотреть и в Америке, и в Китае, чтобы заработать как можно больше денег, естественно. Каждый уважающий себя продюсер в Голливуде побывал в Китае, попытался, но никому пока это не удалось.

Во-вторых, в Китае есть определенная квота. Если не ошибаюсь, это в районе 20 с небольшим иностранных фильмов, которые могут выходить в стране. У них там все очень строго.

— В год?

— Да. В-третьих, чтобы произвести фильм в Китае, у тебя должен быть китайский партнер, ты как иностранец вообще не имеешь права ничего там делать. Ну и цензура такая, что большинство фильмов американских просто ее не проходят. Насилие, секс — не дай бог.

Китайцы быстро научатся, они ребята сообразительные, и просто сделают в какой-то момент Америку. Но американцы не смогут смотреть китайское кино, и наоборот. Так же, как и русское кино в Америке не идет совершенно.

— Потому что оно очень грустное, тебе не кажется?

— Оно чудовищно грустное. Просто чудовищно.

— А с чем это связано?

— Наверно, это проработка, как психотерапия. Видимо потому, что ничего веселого не происходит. Я не смотрю русское грустное кино. «Левиафан» был последним фильмом, который я посмотрела. И дала себе слово больше не смотреть ничего подобного. Ну вот последнее русское кино, которое я посмотрела, это «Хардкор».

— Ну и как?

— Крутое кино, Илья молодец. У меня нет к нему вопросов. Я считаю, что это большой прорыв. У Ильи будет второй шанс снять большое кино. То есть он у него есть сейчас, он этим занимается, насколько я знаю.

— Кого еще из русских режиссеров можно отметить? За кем интересно наблюдать из-за океана?

— Германика была интересной, но куда-то слилась. Но так вообще ничего интересного не выходит. Все очень стараются, но нет. «Горько» вроде как был неплохой, но тоже очень грустный. Мне хочется, чтобы снимали кино про новую Россию, про новых людей. Не про тех, которые пьют водку по вечерам и бьют своих мужей скалками, как в «Географе» каком-нибудь и в «Левиафане».

— Без чернухи.

— Без чернухи. Я считаю, что такое кино вообще делать больше нельзя, потому что Россию и так сейчас воспринимают очень плохо на мировой арене. Наша задача показать, как на самом деле в России может быть хорошо, и что тут все совсем не так, как вам может казаться из новостей. И у нас тоже есть человеческие отношения и самоирония.

— Но может оказаться, что это получится фильм «Жара». Помнишь, был такой молодежный фильм?

— Да. Но тут еще нужно не забывать, что нужен хороший сценарий. Для того, чтобы был хороший сценарий, нужно образование. И в тот момент, когда у нас появится хороший киновуз, который будет действительно учить, как нужно писать сценарии и как снимать кино, появится хорошее русское кино.

Мы рассуждали с американским другом, почему в советское время было такое прекрасное кино, а сейчас полное говно. И он высказал интересную мысль: после того, как Советский Союз распался и люди стали выезжать, русские кинематографисты начали пытаться сделать так, как в Голливуде, и это все разрушило.

Советское кино – да, оно было странное, возможно, но оно было очень аутентичное, честное, действительно смешное. А сейчас, когда стали подражать… Мы же настолько разные, мы же вообще, как из двух разных планет. Подражание – оно не работает.

— Финальный вопрос. Дай один или три совета, правила, если ты хочешь заняться кино. Например, писать сценарии.

— Нужно получить образование. Прочитать кучу книг, просмотреть миллион фильмов, понять, как строится сценарий и что это не просто отсебятина, которая пришла тебе с утра в голову. Это ремесло, точно такое же, как сбор двигателей. Ты не можешь сесть и написать сценарий, не понимая, как он строится, это не пост на фейсбуке.

Во-вторых, к сожалению, так же, как в любой профессии, это связи. Но, например, фильм «Хардкор» показывает обратное. Это чисто голливудская история успеха.

И главное — нужно набраться терпения. Производство полнометражного фильма в Голливуде занимает от 7 до 9 лет. Один профессор из UCLA рассказал прекрасную историю. Его как-то спросили чем отличается студент, который достиг успеха, от студента, который не достиг. Он ответил, что на ни талант, ни время – не имеет значения. Имеет значение только твоя способность бороться с отчаянием. Потому что, оно рано или поздно настигает всех в этой профессии. В кино работают только сумасшедшие люди. И это занимает просто такое количество лет, что очень легко сойти с ума и сказать «ну его, я лучше пойду и займусь чем-то другим». Поэтому в кино стоит ввязываться, только если ты его по-настоящему любишь, а так лучше и правда заняться чем-то другим.