Герой дня: Анатолий Солоницын

На самом деле его звали Отто. Отто Солоницын — и не потому, что был он из поволжских немцев, а из-за экспедиции на «Челюскине», из-за героев-полярников, которых возглавлял могучий бородач, академик Отто Шмидт. Второй Отто, названный в его честь, родился в 1934-м, а когда ему было семь, имя стало не просто неактуальным — опасным. Так Отто стал Толей.

Он выучился на слесаря-инструментальщика, но хотел стать актером; три попытки поступить в ГИТИС не закончились ничем — и один из лучших в советском кино мужчин заканчивал театральную Студию в Свердловске; там и начал играть в театре.

Он был актером гениальным, и это, что называется, сказывалось на судьбе. Кому-то нужны были стабильность и успех, ему же — роли. За интересной ролью он был готов ехать, очертя голову, Бог весть куда; география его театральных перемещений простирается до Минска и Энска, Новосибирска то есть. Так он сменил Свердловск на Таллинн, где вдруг решили поставить мало кому известную пьесу Леонида Андреева. Так бросил театр Ленсовета ради московского Ленкома — ради Гамлета у Тарковского. А Гамлет вдруг не задался, как показалось Солоницыну, а потом ушла в декрет Чурикова, игравшая Офелию, и спектакль закрыли. Это было большим провалом — тем более на фоне Таганки, на фоне Высоцкого, которым Москва буквально бредила. Не думаю, что герой Шекспира в исполнении бывшего Отто был слабоват в коленках — просто Солоницын был максимально требователен к себе, куда более требователен, чем все режиссеры, вместе взятые.

После Гамлета Солоницын в театре не играл. Да, в общем, и незачем было: несмотря на свою тяжеловатую внешность, несмотря на некрасивое лицо, он был фантастически востребован в кино. Ради своей второй кинороли Солоницын сам приехал в Москву, навязался на пробы и поразил того же Тарковского — так в «Страстях по Андрею» сыграл не Любшин, а Солоницын. И стал для режиссера вечным талисманом — он играл в «Солярисе» и «Сталкере», а в «Зеркале», где роли для него не было, режиссеру пришлось ее придумать — и без нее теперь представить фильм совершенно невозможно. Он снимался и у других — у Германа в «Проверке на дорогах», а за «26 дней из жизни Достоевского» Александра Зархи, вернее, за роль писателя, получил «Серебряного медведя» в 1981-м в Берлине: не понадобилась даже пластическая операция, которую актер, готовясь к несостоявшейся экранизации «Идиота», хотел себе сделать.

Еще в 1969-м на съемках он застудил легкие; в 1982-м, на съемках абдрашитовского фильма «Остановился поезд» он упал с лошади и сильно ушиб грудь. Обследование обнаружило рак; Солоницыну об этом не сказали. Через год, когда он готовился ехать в Италию на съемки того, что потом станет «Ностальгией», выяснится, что метастазы затронули позвоночник, и Тарковский, уезжая, не найдет в себе силы зайти к любимому актеру и сказать, что вместо него едет Олег Янковский. Солоницын узнает об этом почти случайно, после этого он снимет со стены портрет режиссера и перестанет ходить. А потом поперхнется кашей — и умрет. Ему не будет и 48.

Тарковский в «Жертвоприношении» даст одному из героев, почтальону, имя Отто — и нам теперь не узнать, случайность это или дань уважения другу-талисману: некому рассказать. Но слова, которые говорит этот самый Отто — «Не сокрушайтесь, не тоскуйте и не ждите» — кажутся издевательскими по отношению к Солоницыну, которому, несмотря на все успехи, очень часто приходилось и сокрушаться, и ждать, и тосковать. Как, собственно, и всем нам — но намного больше.

Намного.