Герой дня: Эдуард Лимонов
Сегодня большой праздник.
Семьдесят пять лет назад родился Лимонов.
На этом месте хочется растерянно остановиться.
Потому что говорить про Лимонова — это все равно что говорить о виде с Ай-Петри на Ялту и море в ясную погоду.
Как говорить, когда вокруг все такое огромное, сверкающее на солнце и бесконечное?
Только бормотать можно.
Что Лимонов сочинил много выдающихся книжек — «Эдичку», «Дневник неудачника», «Харьковскую трилогию», несколько томов прекрасных рассказов и стихов, и даже в его поздних — времен его общего равнодушия к словесности — вещах часто попадаются великие места.
Что Лимонов придумал в политике буквально все, что потом за ним десятилетиями повторяют другие, и что сначала кажется сумасшествием, а через двадцать лет оказывается официальной истиной.
Что Лимонов — это человек масштаба Солженицына (тот тоже, кстати, великий писатель и великий политик одновременно), и что ему — более всех ныне живущих наших авторов — положена была бы Нобелевская премия, но он сам в каком-то смысле отказался от нее, выступив на стороне сербов и русских, а не глобального Министерства Правды.
Что Лимонов — это веселое имя, и когда его читаешь, из его книг веет такой любовью к жизни, таким сильным и радостным умением жить, что ты сам на время откладываешь уныние и занудство, и учишься у него.
Что Лимонов сделал себе такую биографию, какая у немногих Хемингуэев с Мисимами имеется, и его мифом будут увлекаться и через сто лет.
Что Лимонов сначала вернулся из Европы в Россию, а потом отказался от французского гражданства в то время, когда миллионы ничтожеств, задыхаясь от нетерпения, бежали в обратную сторону.
Что Лимонов вырастил лучшую русскую молодежь за эти четверть века.
Что в Лимонове удивительным образом сочетаются вроде бы нарциссизм, героическая поза, стремление к театральному жесту — и в то же время самоирония, дисциплина и рафинированная, аристократическая простота.
Что Лимонов как никто другой умеет писать про секс.
Что Лимонов смог быть трезвым и умным в конце восьмидесятых и начале девяностых годов, когда почти все были пьяными дураками.
Что когда Лимонов ошибся, неправ, то его неправота и ошибки все равно в сто раз интереснее, чем чье-то среднее благоразумие.
Что Лимонов — это целый мир.
И я даже не то что люблю его, этот мир.
Я просто в нем всю жизнь живу.
И это — как легко заметить — был бы правильный финал.
Но когда речь идет о Лимонове — одной благодарности мало.
Нужно что-то еще — для финала.
И я желаю нашему любимому Деду того единственного, чем, по моему мнению, и должна увенчаться его щедрая и смелая жизнь, — через два века, через пять стран, через Бог знает сколько книг, слов.
Победного возвращения домой.
