Растерзанные тела: прошлое и настоящее русского перформанса

1910-е. Пощечина общественному вкусу. Футуристы

В 1913 году известные поэты Владимир Маяковский, Алексей Крученых и их друг художник Михаил Матюшин решили устроить величайший скандал в истории русского театра. Так появилась алогичная, безумная и смелая опера «Победа над Солнцем». Эскизы для костюмов рисовал Малевич (да-да, тот самый, который «Черный квадрат») — художник создал для артистов очень странные, внеземные образы: смесь картонной коробки, инопланетянина и галлюцинации. Постарался и Крученых, который писал либретто (литературную основу оперы): поэт решил, что правила русского языка и стилевые каноны, — это не для него. Получилось как-то так:

«Мы вырвали солнце со свежими корнями / Они пропахли арифметикой жирные/ Вот оно смотрите».

Аккомпанировал этой катавасии разлаженный хор студентов и расстроенный рояль. Мнения зрителей разделились: одни были в восторге от новизны творчества молодых бунтарей, другие — в ужасе. Но равнодушным не остался никто. Чего хотели добиться футуристы? Они хорошо чувствовали перемены в стране и жаждали переворота в мире творчества. Академическое искусство для «детей революции» становилось тесным. Что такое в сущности своей перформанс? Попытка выйти за рамки традиции, найти новые формы для выражения авторского замысла. Опера Маяковского очень красноречиво иллюстрирует это: агрессивный звук, экспериментальные костюмы и тексты. Таково было рождение русского перформанса.

1980-е. Подполье искусства

Терзаемой войнами и оправляющейся от череды потрясений стране долгое время было не до перформансов. Однако время шло, раны зажили, соцреализм надоел, и творческим людям захотелось новых ощущений. Наступили восьмидесятые — время странных причесок и бунтарских нравов (наверняка у тебя в голове заиграл Цой, даже не отрицай). Советскую культуру снова лихорадило, произошел раскол на «официальное искусство» и андеграунд. Появились подпольщики от мира искусства, которые хотели высказать стране свои мысли, но вслух этого делать не могли, что придавало движению особый шарм: согласись, всегда интереснее, когда «нельзя». Музыку накрыла «нью вейв»: «Nautilus Pompilius», «Кино», «Телевизор» и другие ребята, по которым мы ностальгируем до сих пор. Их перекрикивали первые металлисты во главе с Александром Маршалом. Это было время не менее смелых экспериментов, чем в 1910-х. Наступил расцвет русского перформанса, который сплетал музыку, кинематограф, живопись и фотографию воедино и сделал их неотделимыми друг от друга. Всех авторов, создающих новое творческое пространство в отечественной культуре, не перечислить, но давай познакомимся с самыми яркими представителями жанра, которые лучше всего иллюстрируют все то, что происходило в среде «неофициального искусства».

Некрореализм — russian toska

Петербуржцев вечно тянуло в бездну депрессии, и они изобрели жуткий и провокационный некрореализм — как явствует из названия, стиль, вдохновленный эстетикой смерти, увечий и агонии. Идейным лидером этих некромантов искусства стал Евгений Юфит. Творческая группа под его руководством снимала короткометражные фильмы: на 16-миллиметровую пленку, черно-белые, с оглушительным, диссонирующим музыкальным сопровождением, напоминающим метания и рев. По сути, эти фильмы являются перформансами, запечатленными на камеру — зачастую у актеров не было сценария, они творили в кадре все, что заблагорассудится. Из этого Юфит и монтировал свои первые картины, перемежая их с кадрами советской кинохроники. О чем эти фильмы? Поверь, ОЧЕНЬ сложно сказать. В «Вепрях суицида» показаны двое мужчин (для удобства назовем их Первый и Второй): Первый забирается в обитую изнутри деревянными досками яму, Второй обливает его кипятком и накрывает эту яму крышкой. После Первый приходит ко Второму ночью — тот лежит в постели с книгой. Стучится в окно. Второй открывает форточку, мужчины жмут друг другу руки… И Первый убивает Второго рыбацким трезубцем. Минуту мы наблюдаем на экране труп с изуродованным лицом. По трупу ползает еж.

Смысл и творческая ценность стиля некрореалистов хорошо раскрывается в двух непереводимых на другие языки понятиях: тоска и надрыв. Во всем их творчестве есть нечто отталкивающее — но это лишь поначалу. Ты все равно смотришь, ловишь себя на мысли, что вглядываешься в детали. И не можешь оторваться, чувствуя, как внутри становится холодно.

1990-е и наши дни. Московский акционизм, агрессия, человек-собака

Девяностые — очень непростое для страны время. Прошлого нет, будущее неясно. Художники стали вести себя более агрессивно, появился знаменитый Московский акционизм, главным жанром которого теперь объявлен уличный перформанс. Художники буквально сходили с ума, позволяя себе самые провокационные, самые безумные выходки (этот термин они часто использовали сами). Именно тогда перформанс впервые стал формой политического протеста. Сегодняшние перформансисты, по сути, воспитаны на московском акционизме 90-х и продолжают его традиции: самоповреждение, нагота и жестокость. Слабонервным просьба закрыть статью.

Х*й на Красной Площади

А начался Московский акционизм с одного-единственного слова, знакомого каждому русскому человеку. В 1991 году арт-группа Анатолия Осмоловского под названием «Движение Э.Т.И.» в самом центре столицы, на Красной Площади, напротив Кремля выложила своими телами на брусчатке слово «х*й». Идею перфоманса интерпретировали по-разному: надругательство над памятью Ленина, протест против принятого закона о нравственности… Но сводилось все в конечном итоге к одному: раньше подобную акцию даже вообразить было нельзя. Но теперь вдруг выяснилось, что можно. Так, ребята из «Движения Э.Т.И» подожгли фитиль арт-бомбы современного перформанса.

Человек-собака и Партия животных

Ноябрь 1994 года. Из галереи Марата Гельмана выходят двое мужчин: один — в боксерских трусах, другой — полностью обнаженный, в собачьем ошейнике, на цепи; он опускается на четвереньки и начинает лаять на машины, бросаться на прохожих. Сложно представить, но это безумие тоже было искусством. Названа была эта акция «Бешеный Пес. Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером», а самой собакой был живописец Олег Кулик. Подтолкнуло его к этой идее, по его словам, желание уйти из искусства — художник хотел поставить точку в своей карьере и придумал хитрый план: в СМИ разместили анонс о проведении выставки его работ. Выставки, которой на самом деле не было. Ценители пришли к галерее смотреть на картины, но попали на перформанс.

Я решил закрыть двери в галерее собой и не пускать никого внутрь, как цепной пес. Мы дали информацию, что будет выставка. Люди пришли, захотели посмотреть, а войти невозможно, кто-то даже пострадал. Но динамика получилась значительная.

Идея оказалась успешной и со временем обросла новыми смыслами: Кулик в образе пса гастролировал за рубежом, представляя уже не абстрактного цербера у дверей пустого выставочного зала, а русский перформанс как жанр. Утрированный, необузданный, преувеличенно дикий. В 1995 году художник основал Партию животных, чтобы баллотироваться на пост президента: расхаживал по улицам Москвы в костюме и собачьем наморднике, давал интервью федеральным телеканалам, однако партии отказали в регистрации. Хотя шума было много. Кулик оставался заложником образа «человека-собаки» вплоть до начала нулевых, пока не устал от акционизма и не залег на дно, отказываясь от многочисленных приглашений в стиле «а можете нам погавкать?»

«Я НЕ СЫН БОГА»

Совершенно безумный перформанс Олега Мавроматти напугал многих москвичей в 2000 году. На Берсеневской набережной художник провел акцию «Не верь глазам своим», в ходе которой ассистенты распяли его на кресте и вырезали на его обнаженной спине фразу: «Я НЕ СЫН БОГА». Без шуток, распяли: Олег сказал прибить его ладони к кресту стомиллиметровыми гвоздями. В распятом виде художник умудрился простоять довольно долго и успел дать интервью федеральным телеканалам. Смысл акции он пояснил так: «Я не знаю ни одного артиста в мировом кинематографе, который бы натурально сыграл боль. Эта сцена символизирует настоящее страдание, настоящую жертву, на которых давно спекулирует искусство».

Груз 300

В нулевых перформанс все чаще из художественной формы превращался в протестную. Примером тому может служить акция «Груз 300», проведенная художницей Катрин Ненашевой в Москве на Мясницкой улице: полуобнаженная художница заперлась в звериной клетке и провела несколько часов на улице. Перформанс являлся протестом против пыток в российских тюрьмах. Ранее Катрин, стоя в тюремной робе на Красной Площади, обрила голову налысо.

Безумства Павленского

Современный художник-акционист Петр Павленский прославился тем, что во имя протеста и искусства прибил свою мошонку гвоздями к брусчатке на Красной Площади, сидя на крыше здания психиатрического института отрезал себе мочку уха, заматывался обнаженным в колючую проволоку и поджег дверь главного здания ФСБ России на Лубянке. Павленский пользуется популярностью у акционистов 1990-х. Однако после перформанса с поджогом художник месяц провел в СИЗО — и затих.

Зацелованные полицейские

В 2011 году был принят закон «О полиции» (та самая история с переименованием милиции в полицию), и в честь этого активистки арт-группы «Война» затеяли очень эпатажный флешмоб в московском метрополитене: они подходили к девушкам-полицейским и целовали их. Дамы в погонах были шокированы спонтанным лесбийским порывом художниц. Посыл акции остался для многих загадкой, но лозунги были такие: «Выйди на улицу — верни себе полицейского!», «Моя сексуальная ориентация — полицай моего пола!», «Полицейский-гей и полицейская-лесбиянка — авангард медведевской модернизации!» Додумывай сам, как говорится. К слову, частью арт-группы была небезызвестная Надежда Толоконникова.

Два слова про Толоконникову в завершение

Надежда Толоконникова прославилась на всю страну (и на весь мир) благодаря скандальному перформансу в храме Христа Спасителя — политический «панк-молебен» стал едва ли не главным событием 2012 года. Но о нем и так сказано слишком много, вдаваться в подробности не будем. Куда интереснее акционистское прошлое Нади. В 2008 году, перед президентскими выборами, участники упомянутой арт-группы «Война» устроили оргию в Биологическом музее им. Тимирязева. Несколько пар в одном из залов музея занялись сексом под транспарантами с политическими лозунгами — таким образом участники акции выразили свое оппозиционное «фи» лидирующему кандидату. Экстраординарно, не так ли? Два года спустя, в 2010, Надежда и ее коллеги по арт-цеху решили поддержать осужденных за разжигание религиозной вражды организаторов выставки «Запретное искусство» — они пришли в здание Таганского суда и разбросали в коридорах 3000 мадагаскарских тараканов. Никому не понравилось, особенно уборщицам.

Сложно предугадать, чем поразят нас перформансисты в будущем. Одно можно сказать точно: мы будем в шоке.

А что ты думаешь о перформансе?