Родная речь: Джек Керуак

Дорога — это жизнь.

Мне интересны одни безумцы, те, кто без ума от жизни, от разговоров, от желания быть спасённым, кто жаждет всего сразу, кто никогда не скучает и не говорит банальностей, кто лишь горит, горит, горит, как фантастические желтые римские свечи, которые пауками распускаются в звёздном небе, а в центре возникает голубая вспышка, и тогда все кричат: 'Ого-о-о!'

А нужно было лишь остаться дома, бросить все, найти домик для себя и медитировать, жить тихо, читать на солнышке, пить вино при луне в старой одежонке, ласкать своих котят, смотреть хорошие сны

О Господи, общительность — всего лишь широкая улыбка, а широкая улыбка — всего лишь зубы.

Не жалуйся, не критикуй, не хвали, не признавай, не остри, не выстреливай звездочками мысли, просто теки, теки, будь собою всем, будь собою какой ты есть.

Больше всего мне хотелось выбраться отсюда в ночь и исчезнуть где-нибудь, ходить по всей стране и узнавать, чем люди занимаются.

В этом мире жить невозможно, но больше негде

Все дело в том, что мы сами не понимаем своих женщин. И обвиняем их, а виноваты сами.

Все на свете взаимосвязано, вот так и дождь связывает друг с другом всех на всей земле, по очереди касаясь каждого.

Но пускай разум не забывает: хоть плоть и червива, обстоятельства существования довольно-таки славны.

Если не спать под открытым небом, не прыгать по поездам и не делать, что хочется, остаётся одно: с сотней других пациентов сидеть перед миленьким телевизором в шизарне и «находиться под присмотром».

Некоторые — подонки, некоторые — нет, вот и весь расклад

Единственное, чего мы жаждем, пока живем, что заставляет нас вздыхать, стенать и испытывать в различных видах сладкую тошноту, – так это воспоминание о некоем утраченном блаженстве, которое, вероятно, мы пережили еще во чреве матери, и которое может быть воспроизведено лишь (хотя мы никак не желаем допустить этого) в смерти. Но кому же охота умирать?

Лучше спать на неудобной постели свободным, чем на удобной — несвободным.