Родная речь: Трумен Капоте

Разговор — это диалог, не монолог. Поэтому хороших разговоров так мало: из-за того, что хороших собеседников немного, два умных собеседника редко встречаются.

Жизнь — спокойная, хорошая пьеса, правда, третий акт ее написан плохо.

Мне все равно, кто и что говорит обо мне до тех пор, пока это ложь.

Дружба — это постоянная оккупация, если ты на самом деле с кем-то дружишь. У тебя не может быть очень много друзей, иначе ты будешь не настоящим другом.

Провал — приправа, придающая успеху вкус.

Заканчивать книгу — все равно что вывести ребенка на задний двор и пристрелить его.

Мик Джаггер сексуален как писающая жаба

Мы думаем, что конец заставит нас поверить в бога, а волшебство заставит поверить ну хоть во что-нибудь.

Когда я пишу, мне больше нравится не текст, который я создаю, а внутренняя музыка, в которую складываются мои слова.

Когда Бог дает тебе пряник, он дает и кнут; кнут будет нужен для самобичевания.

У меня была мысль написать по-настоящему серьезную работу, с единственным отличием от всех остальных романов: каждое слово бы в этой работе было правдой, от начала до конца.

Вся литература — всего лишь сплетня.

Писатель подчиняется законам перспективы, света и тени так же, как художник. Хорошо, если ты родился с этим знанием. Если нет, научись этому. А затем переделай эти правила так, как тебе нравится.

Слава хороша только потому, что тебе смогут обналичить чек в маленьком городе

Сначала мне было 11, потом 16. Хотя никаких почестей у меня тогда не было, это были любимейшие годы.

Больше всего я сожалею о том, что свое детство я беспричинно провел в одиночестве.

Иногда, когда я представляю, насколько хорошей получится моя книга, я едва могу дышать.

Для меня Венеция так же прекрасна, как слопать коробку шоколадных конфет с ликером в один присест.

Мне стало совсем не весело, как только я обнаружил разницу между плохими и хорошими произведениями, и, что самое страшное, разницу между литературными произведениями и настоящим искусством. И, в конце концов, до меня снизошел тот самый кнут.

Я уже не святой. Я алкоголик. Наркозависимый. Гомосексуалист. Я гений

Ветер — это мы. Он собирает и запоминает все наши голоса, благодаря ему мы слышим наши звучащие голоса в листьях и в полях.

Юные думают, что старики — дураки, но старики знают что это юные — дураки.

У нее был единственный изъян. Она была идеальна, иными словами она была идеальна.

Наши настоящие страхи — звуки чьих-то шагов в коридорах нашего разума, это они создают наши тревоги, фантомные ощущения.

Единственное, чтобы мы хотим, чтобы все — и шуточки, и грудное молоко, и глаза папы, утренние журналы, крики совы, и мальчик, доводящий тебя до слез после уроков, длинные волосы мамы, страх теней на стенах в спальне — считалось нормальным.

Научный факт — с каждым годом жизни в Калифорнии ты теряешь балл из своего IQ.

Умереть в Лос-Анджелесе — роскошь.

Не думай ни о чем. Думай о ветре.

В прошлом у всех молящихся были простые конкретные требования: Боже, дай мне велосипед, нож с семью лезвиями, коробку масляных красок. Но как, как вы можете просить Бога о том, чтобы вас любили? Это бессмысленно.

Я знаю, что то, что будет потом, обычно бывает самым лучшим.

Единственная проблема жизни вопреки закону — то, что он больше тебя не защищает.

Не имею ничего против шлюх, кроме того, что у них всех честный язык, но не честные сердца.

Воображение может открыть любою дверь — поверни ключ и пусти страх внутрь.

Мозг может последовать совету, но любовь и сердце, не имеющие географии, не знающие границ этого не сделают: привяжи к любви груз и утопи ее, все равно она всплывет на поверхность.